Аккорды к песне Тикки Шельен — История монаха Теодоруса из Гаммельна
Шрифт
13
Тональность
0
Прокрутка
0
Am G Am C G Послушайте, братья и сестры, историю древних времен Am G Am Em Am Ее сочинитель бесхитростен и грамоте не умудрен, Am G Am C G Внемлите правдивой песне. Начну я без лишних слов: Am G Am Em Am влюбился в дельфийскую пифию гаммельнский богослов D A D A G Был он почтенным мужем, прозванием Теодор. Am G Am Em Am Порастерял он в скрипториях юношеский задор. Думал, что в сети дьявола не попадет никогда, И тут на него негаданно свалилась такая беда. Не помогают исповедь, молитвы и строгий пост. Повсюду ему мерещатся копыта, рога и хвост. Чует бесовское что-то, не в силах обосновать, И пишет римскому папе: «гибну, пора спасать!» Из Фландрии, из Гишпании, из всех христианских стран В Гаммельн прислал визитаторов встревоженный Ватикан Седые мужи ученые явились, презрев лета, И с ними – послушник Хорхе, маленький сирота. В большой монастырской трапезной объявлен был общий сбор, И вот что сказал визитаторам измученный Теодор: «В одном гримуаре старинном нашел я, братья, рассказ, И как я его увидел, мой разум смутился тотчас. Рассказ об эллинской деве, что пифией наречена. Сидеть нагишом на треножнике бедняжка обречена. И я понимаю, представив прелести девы той, Что чувствовал прародитель пред Евиной наготой. Пальцы сбиваются с четок, не варит совсем голова!» Хмуро слушали братья такие его слова. И строгий монах Савелий на дверь ему указал: «Шел бы ты на хуй, братец, как Петр Иуде сказал!» И старый добрый Кондратий такие сказал слова: «Иди-ка ты на хуй, брате, но помолись сперва ». А мудрый монах Иоганнес сердито захлопнул псалтырь «В общем, иди-ка ты на хуй!» — хором решил монастырь. А юный послушник Хорхе старцев ученых прервал. «Слышу шум на дороге, — мальчик убогий сказал.-- Это, наверное, нунций папскую буллу везет!» На хуй послали нунция от городских ворот. Папа стерпел обиду, как истый служитель Христа, Но отлучил весь Гамельн примерно в те же места. О, христианская школа, суровейшая из школ! Послали монаха на хуй, собрался он – и пошел. На хуй дорога долгая. Идет он уже давно И ест из любимой миски гречневое зерно. Стоптал по дороге к Греции четырнадцать пар сапог, Пришел он к желанной цели – и ничего не смог. И в Дельфах, на каменных плитах, где древле треножник стоял, «Иди-ка ты, пифия, на хуй!» — в отчаяньи он написал. А все население Гамельна третии сутки ржет, Веселыми криками «на хуй!» встречает монахов народ. Брачующихся венчая и малых крестя ребят, «На хуй, воистину, на хуй!» — монахи теперь говорят. Пейзанин сказал пейзанке: «Родная, будет война! Монахи совсем рехнулись. Свирепствует сатана! От города отвернулись святые на небесах. Крики «пошел ты на хуй» навязли у них в ушах». Послушайте, братья и сестры, историю древних времен Ее сочинитель бесхитростен и грамоте не умудрен, Внемлите правдивой песне. Начну я без лишних слов: влюбился в дельфийскую пифию гаммельнский богослов Был он почтенным мужем, прозванием Теодор. Порастерял он в скрипториях юношеский задор. Думал, что в сети дьявола не попадет никогда, И тут на него негаданно свалилась такая беда. Не помогают исповедь, молитвы и строгий пост. Повсюду ему мерещатся копыта, рога и хвост. Чует бесовское что-то, не в силах обосновать, И пишет римскому папе: «гибну, пора спасать!» Из Фландрии, из Гишпании, из всех христианских стран В Гаммельн прислал визитаторов встревоженный Ватикан Седые мужи ученые явились, презрев лета, И с ними – послушник Хорхе, маленький сирота. В большой монастырской трапезной объявлен был общий сбор, И вот что сказал визитаторам измученный Теодор: «В одном гримуаре старинном нашел я, братья, рассказ, И как я его увидел, мой разум смутился тотчас. Рассказ об эллинской деве, что пифией наречена. Сидеть нагишом на треножнике бедняжка обречена. И я понимаю, представив прелести девы той, Что чувствовал прародитель пред Евиной наготой. Пальцы сбиваются с четок, не варит совсем голова!» Хмуро слушали братья такие его слова. И строгий монах Савелий на дверь ему указал: «Шел бы ты на хуй, братец, как Петр Иуде сказал!» И старый добрый Кондратий такие сказал слова: «Иди-ка ты на хуй, брате, но помолись сперва ». А мудрый монах Иоганнес сердито захлопнул псалтырь «В общем, иди-ка ты на хуй!» — хором решил монастырь. А юный послушник Хорхе старцев ученых прервал. «Слышу шум на дороге, — мальчик убогий сказал.-- Это, наверное, нунций папскую буллу везет!» На хуй послали нунция от городских ворот. Папа стерпел обиду, как истый служитель Христа, Но отлучил весь Гамельн примерно в те же места. О, христианская школа, суровейшая из школ! Послали монаха на хуй, собрался он – и пошел. На хуй дорога долгая. Идет он уже давно И ест из любимой миски гречневое зерно. Стоптал по дороге к Греции четырнадцать пар сапог, Пришел он к желанной цели – и ничего не смог. И в Дельфах, на каменных плитах, где древле треножник стоял, «Иди-ка ты, пифия, на хуй!» — в отчаяньи он написал. А все население Гамельна третии сутки ржет, Веселыми криками «на хуй!» встречает монахов народ. Брачующихся венчая и малых крестя ребят, «На хуй, воистину, на хуй!» — монахи теперь говорят. Пейзанин сказал пейзанке: «Родная, будет война! Монахи совсем рехнулись. Свирепствует сатана! От города отвернулись святые на небесах. Крики «пошел ты на хуй» навязли у них в ушах». Vita, известно, brevis – проходит за годом год. Преставились те монахи, столпились у райских ворот. И Петр, суровый привратник, дверь закрыл и сказал: «Идите на хуй, ребята, никто вас сюда не звал». Юный послушник Хорхе давно уже не юнец, Он заведует библиотекой, вот какой молодец. Теперь он почтенный и дряхлый седовласый старик, Книги весьма уважает, он их беречь привык. Но чтобы не повторился богопротивный кошмар, Хорхе измазал в кураре мерзостный гримуар. Изредка горькая память овладевает им, И тогда он, тревогой и тайной тоской томим, Бродит по пыльным залам, плачет о горькой судьбе. «На хуй такие книжки!» — бормочет под нос себе. Vita, известно, brevis – проходит за годом год. Преставились те монахи, столпились у райских ворот. И Петр, суровый привратник, дверь закрыл и сказал: «Идите на хуй, ребята, никто вас сюда не звал». Юный послушник Хорхе давно уже не юнец, Он заведует библиотекой, вот какой молодец. Теперь он почтенный и дряхлый седовласый старик, Книги весьма уважает, он их беречь привык. Но чтобы не повторился богопротивный кошмар, Хорхе измазал в кураре мерзостный гримуар. Изредка горькая память овладевает им, И тогда он, тревогой и тайной тоской томим, Бродит по пыльным залам, плачет о горькой судьбе. «На хуй такие книжки!» — бормочет под нос себе.
Аппликатуры аккордов
Am
C
G
Em
D
A
Как поет Тикки Шельен